Автор: Пухоспинка
Пейринг | Персонажи: Куросаки Ичиго/Иноуе Орихиме
Тип: гет
Рейтинг: PG-13
Жанр: флафф
Количество слов: 3 400
Дисклеймер: все принадлежит Кубо
Ссылка на арт: арт
Саммари: лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть
Авторские примечания: осторожно, флафф!
Размещение: с разрешения автора
Ссылка на оригинал: здесь
Разрешение на размещение: получено
читать дальше
Шагнуть вперед
Сегодня Орихиме опять снился Ичиго. Наверное, проще было посчитать ночи, когда такого не случалось. В этот раз она падала: сердце проваливалось от ужаса, мир спрессовался в одну точку, накатила тошнотворная липкая волна — все, конец, она разобьется. И в следующий миг ее подхватили сильные руки, Ичиго держал крепко-накрепко, и лететь уже было не страшно, а тело заливало счастье — такое, каким оно может быть только во сне. Когда кажется, что в мире есть только ты, он, надежные объятья и понимание — вы вместе. Друг для друга.
Она открыла глаза со все еще колотящимся сердцем, зажмурилась, натянула одеяло на голову и позволила себе немного помечтать — например, она была как-то красиво и соблазнительно одета, и те туфли, которые пока не по карману, смотрелись бы на ноге просто отлично. А чулки у нее есть, тоненькие, как паутинка, но надевать некуда.
Орихиме перевернулась, уткнулась в подушку. Иногда она думала, что было бы здорово попросить Рукию использовать на ней свой приборчик, который заставляет забыть какие-нибудь события. Раз — и все. Она больше не любит Ичиго.
Но каждый раз, когда Орихиме додумывала эту мысль до конца, то леденела от ужаса. Она не могла сказать, что будет в этом ужасного, но страх поднимался откуда-то из глубины и накрывал душной холодной волной, от которой по спине стекали капли холодного пота.
Иногда она смаковала этот ужас, заливаясь слезами, выворачивала себя наизнанку, представляя, что ничего — абсолютно ничего не чувствует к Ичиго. Рыдала в ванной, закрывшись на замок, до тех пор, пока обессиленная, не сползала на узенький пятачок пола, прижималась к холодному боку старой душевой кабинки — и дышала, дышала полной грудью, опустошенная, вывернутая наизнанку, замирающая от мысли, что вот этот кромешный ужас, что она себе выдумала — неправда. Что все хорошо. Все-все хорошо. От понимания ей хотелось кричать и прыгать.
Тацки однажды сказала, что Орихиме совсем-совсем сумасшедшая. «Не знаю, — заметила практичная Тацки, — я бы не смогла радоваться неразделенной любви. Особенно к такому балбесу».
Орихиме счастливо смеялась, бросалась Тацки на шею и шептала, что она самая лучшая в мире подруга. А Тацки ворчала, что пора бы все рассказать этому придурку, а то у нее аж чешется надавать ему подзатыльников.
Орихиме соглашалась, но снова и снова откладывала разговор.
Иногда она задумывалась, действительно ли любит — или ей эгоистично нравится ощущать в груди этот огромный, горячий шар, который набухает каждый раз, когда она видит Ичиго. Может быть, это просто привычка, дурная зависимость, к которой она прикипела и от которой не желает лечиться? Подсела на эту эйфорию? Что случится, если признаться ему? Если на минутку допустить, что Ичиго ответит взаимностью? Орихиме не знала. При мыслях об ответных чувствах ее сознание уходило в штопор, и требовалось немножко времени, чтобы прийти в себя.
А еще ей почему-то не удавалось представить секс с Ичиго. Наверное, он стоял в опасной близости от «взаимности». А может быть, все дело было в том, что его тело она знала лучше, чем свое собственное. Все те раны, что он получил, защищая себя и ее, те травмы, которые на него валились, когда он пытался стать сильнее. Это было страшно глупо, но Ичиго, занимающийся сексом, и Ичиго, ее друг, ее защитник, тот, кто всегда рядом — это были два разных человека, у Орихиме никак не получалось их соединить. Словно она пыталась добавить растительное масло в апельсиновый сок — золотые капельки ныряли, но не растворялись.
Будильник начал петь песенку, вырывая из раздумий, и Орихиме, потирая глаза, сонно сползла с постели. Солнце уже светило вовсю, и если она не позавтракает, то успеет накраситься и уложить волосы. А еще, наверное, стоит взять пару бутербродов, Исида-кун и Садо-кун не откажутся.
С Ичиго Орихиме столкнулась у поворота к школе, тот шел почему-то один, и Орихиме радостно пристроилась рядом, всем телом чувствуя тепло его духовной силы. Она зажмурилась и счастливо замотала головой — все-таки здорово, что есть Ичиго.
— Ты меня слушаешь, Иноуе?
Орихиме распахнула глаза. Ичиго стоял, нахмурившись и наклонившись к ней. Орихиме видела золотистые крапинки на радужке, смотрела на раздувающиеся крылья носа. Хотелось провести пальцем по сдвинутым бровям, разгладить их, и вообще, чтобы Ичиго улыбнулся, такой хороший день. Но в голову ничего не приходило, вот совсем ничего, в ней было совершенно пусто от обеспокоенного и пытливого взгляда. Орихиме бездумно протянула руку и коснулась строго сведенных бровей.
Глаза Ичиго стали большими, а Орихиме погладила его по щеке и только потом осознала, что сделала. Отдернула руку, чувствуя, как кровь приливает к лицу, развернулась и бросилась бежать. Ну почему она такая дурочка? Придется что-нибудь врать, или отмалчиваться, или… Мечтать надо меньше!
Она влетела в школу, столкнувшись на лестнице с Кейго и Мидзуиро, промчалась, не слушая, как они кричат вслед, и вбежала в класс. Потом, потом, она извинится перед всеми потом — и перед Ичиго, конечно, извинится. А сейчас можно сделать вид, что она страшно занята подготовкой к занятию. Вроде бы должен быть какой-то тест. Точно — тест! А потом ей бежать на работу, Ичиго, кажется, тоже… Орихиме рухнула за парту, прижала ладони к пылающим щекам и застыла — кончики пальцев жгло прикосновение к коже, она оказалась у Ичиго гладкая, почти бархатистая. В сознании застряла легкий запах одеколона, билась мысль — наверное, он бреется. Нет-нет-нет, не думать об этом. Орихиме замотала головой. Надо помнить о тесте. Она дрожащими руками начала вытряхивать тетради из сумки, пытаясь найти нужную, на пол посыпались ручки и карандаши, куда-то под стул упрыгал розовый заяц-брелок.
Класс понемногу начал заполняться народом, мимо прошел Исида, Чад взглянул озабоченно, но ничего не сказал, а Орихиме несчастно полезла под стол — собирать вещи.
И нос к носу столкнулась с Ичиго.
Он, присев на корточки, сосредоточенно собирал ее вещи. Орихиме смотрела на плотно сжатые губы, нахмуренные брови и понимала, что еще совсем немного — и она повторит свой идиотский подвиг. А если подождет еще чуть-чуть — то ей будет плевать на последствия.
— Куросаки-кун…
Ичиго вскинул на нее глаза и напряженно улыбнулся.
— Вот еще, — он потянулся за зайцем, задев плечо Орихиме, и она вздрогнула.
— Спасибо, — она продолжала сидеть — кажется, в класс вошел учитель, кажется, сейчас начнется урок. — Спасибо, Куросаки-кун, я могла сама…
— Нам нужно поговорить, — выдавил из себя Ичиго, и Орихиме почувствовала, как сердце ухнуло куда-то в желудок, а глаза начали набухать влагой.
— Конечно. Когда хочешь.
Даже голос не задрожал, Тацки бы ею гордилась.
— Тогда я позвоню.
Ичиго встал, Орихиме услышала, как он положил собранные вещи на парту — и потом пошел прочь.
Она с трудом вылезла из-под стола, сбивчиво извинилась перед учителем.
— Иноуе-сан, вам плохо? — озабоченно поинтересовалась Каруми-сенсей, и Орихиме замотала головой:
— Нет-нет, все в порядке, простите. Просто голова закружилась. Немножко.
Она села на свое место и поправила челку. Посмотрела на пачку тетрадей перед собой, пытаясь сосредоточиться, взяла ближайшую и только через минуту осознала, что держит ее вверх ногами.
Орихиме не любила это «поговорить». Такое специальное «поговорить», которое означает, что человека ждет что-то не очень хорошее.
«Милая, идем, нам надо поговорить», — произнес врач, прежде чем сообщить о смерти Соры.
«Нам нужно поговорить», — звонила тетя, чтобы рассказать, что дядю положили в больницу, поэтому… поэтому с этого момента она может рассчитывать только на себя.
«Нам нужно поговорить». От этих слов у Орихиме холодели руки.
Значит, Куросаки-кун все понял. Тацки говорила, что только такой слепой идиот как Ичиго может не замечать очевидных вещей столько времени, но даже он рано или поздно все поймет.
Что будет тогда, Орихиме старалась не задумываться. Ну, она сомневалась, что Ичиго, ошеломленный неожиданным открытием, вдруг увидит ее неоценимые достоинства, как… как… ну ладно, как женщины! Поймет, как был слеп, как ошибался. Хотя бы потому, что Ичиго не был слепым — он лучше других знал ее, и любил, наверное, больше, чем много кто другой. Орихиме ни капли в нем не сомневалась. А еще Ичиго нравились женщины совсем другого типа — худые энергичные брюнетки.
Вот и получалось, что Ичиго, ну — ему будет неловко. Он, конечно, умеет молчать, будет держать все в себе, переживать, расстраиваться — но когда-нибудь захочет поговорить, расставить все точки.
Она сегодня, наверное, перешла границу. Одно дело — молча вздыхать, а совсем другое — тянуть руки. Ну почему она такая бестолковая? Наверное, Ичиго не выдержал. Что там обычно говорят в таких случаях? Давай останемся только друзьями?
Орихиме вздохнула, зажмурившись, помотала головой, разгоняя туман перед глазами. Надо отвлечься. Если она будет сидеть и переживать — никому лучше не станет. Ичиго уж точно. Она постарается сгладить этот неприятный разговор. Может быть, удастся развлечь Ичиго — в конце концов, это все — полная ерунда. И у них все может быть по-прежнему, так, как раньше.
***
— Дура! — Орихиме с размаху получила по макушке и схватилась за голову, глядя на Тацки.
Они решили пообедать вдвоем — надо было рассказать, что произошло, да и моральная поддержка не помешает.
От неожиданности у Орихиме из рук выпал бутерброд.
— Ой.
Тацки сердито подняла бутерброд, развернула упаковку и с силой пихнула его Орихиме.
— С чего ты взяла, что речь пойдет именно об этом? Тебе совсем переклинило? Да он и думать забыл, это же Ичиго!
— Но…
— Может, у него проблемы, — Тацки многозначительно мотнула головой куда-то в сторону, — с этими?
Орихиме сидела, теребила обертку от бутерброда и чувствовала себя круглой дурой. А заодно — эгоистичной сволочью, которая думает только о себе. А вдруг Ичиго действительно решил поделиться какими-то проблемами с шинигами? Вдруг ему нужна помощь?
Она вскочила, одернув юбку — надо было срочно подумать.
— Эй, а обед? — крикнула вслед Тацки, а потом что-то проворчала — но Орихиме уже не стала переспрашивать.
— Прости, я потом! — крикнула она через плечо.
Оставшиеся уроки она просидела как на иголках — время от времени кидала тревожные взгляды украдкой на Ичиго. Тот все время смотрел перед собой или что-то писал в тетрадь. Немногословно отделывался от осаждавшего его Кейго, словно не переставал думать о чем-то своем. А Орихиме беспокоилась все больше — сразу после уроков ей надо было бежать в булочную, и неизвестно, когда она освободится… Попросит выходной, если что — решила она и немного успокоилась.
После занятий Ичиго не задержался — постоял немного со всеми у ворот школы, перекинулся парой слов с Чадом, посмеялся какой-то шутке Кейго, кивнул всем на прощание и убежал. Что-то определенно произошло, и Орихиме смотрела вслед, закусив губу.
— Какая муха его сегодня укусила? — негромко спросил Исида, подойдя так неслышно, что Орихиме ойкнула от неожиданности.
— Не знаю, — они переглянулись. — Я думала, ты что-нибудь слышал… Может быть, какие-нибудь новости от Кучики-сан?
Исида пожал плечами.
— Он в последнее время еще больший идиот, чем обычно, но не думаю, что это как-то связано с Рукией.
— Да, точно… — рассеянно ответила Орихиме и моргнула, наткнувшись на изумленный взгляд Исиды. — Прости, что ты сказал?
— Ничего, — Исида поправил очки и еще раз вн6имательно посмотрел на Орихиме. — Я хотел сказать, ты на работу не опоздаешь?
— Работа! Мне пора бежать!
В кондитерской было душно, пахло горелым — хозяин умудрился сжечь первую закладку пончиков, а потом битых полчаса изгоняли из помещения дым, с которым не желала справляться вытяжка. Орихиме то и дело поглядывала на телефон, мучительно гадая, можно ли позвонить Ичиго под каким-нибудь благовидным предлогом — спросить про задание или еще чего. Беспокойство охватывало ее все больше, и когда она умудрилась уронить поднос со снедью — к счастью, на стол — хозяин махнул рукой.
— Что ж за день-то сегодня такой, а? Все из рук валится. Придется сегодня без пончиков. А ты иди…
На невнятные возражения Орихиме он строго сдвинул брови:
— Иди, кому сказал. Лица на тебе нет, куда тебе сегодня работать?
Сбивчиво благодаря хозяина и жуя пончик — выбрала самый необгоревший из той партии, даже вкусный оказался — Орихиме не сразу услышала телефонный звонок.
Непрожеванное встало в горле, когда она дрожащей рукой открыла крышку и увидела имя Ичиго. Наверное, надо было сначала проглотить, но Орихиме так сильно разволновалась, что долго откашливалась, прежде чем ответить.
Голос Ичиго звучал немного приглушенно и обеспокоенно:
— Эй, Иноуе, ты там как?
Отдышавшись и вытерев выступившие слезы, она сказала:
— Все хорошо, извини, я просто подавилась.
От тихого смеха Ичиго в груди разлилось тепло — вот же бестолковая, ну чего она волнуется? Все будет хорошо.
— Где встретимся? — выпалила она и тут же спохватилась: — Или ты по телефону хотел поговорить?
— По телефону? Это мысль, — на заднем плане что-то шуршало, голос Ичиго звучал немного приглушенно, словно он прижимал трубку плечом. — Но лучше лично. Давай знаешь что… — шуршание стало громче, — чрез час в кафе возле твоего дома, помнишь, мы там с Рукией и Ренджи покупали шоколад?
— Конечно, — Орихиме засмеялась, вспоминая. Тогда Ренджи, заявив, что гигай — штука искусственная, значит, может игнорировать неприятные ощущения, принес сразу пять стаканчиков с какао. Принести-то он принес, но то ли теория оказалась не очень верной, то ли гигай Урахара-сан сделал особенно чувствительным, но Ренджи неприятно обжег пальцы, Орихиме пришлось его даже немного подлечить украдкой. Рукия возражала, говоря, что идиотизм должен быть наказан, хотя сама потом сказала спасибо — тихонько, чтобы Ренджи не слышал. Здорово они тогда посидели, и Ичиго был счастливый такой, веселый, не то, что в последнее время.
Орихиме задумалась, перебирая события последнего месяца. Наверное, он стал таким тогда. Но вряд ли из-за Ренджи и Рукии, после этого прошло еще какое-то время. Может, все-таки что-то в семье? Она машинально дошла до дома, машинально залезла под душ. Очнулась, когда поняла, что стоит полностью одетая перед дверью, на ней — самое нелюбимое, оранжевое, платье, а до встречи с Ичиго осталось десять минут.
Тяжело вздохнув — настроение снова испортилось — Орихиме тут же обругала себя: еще не хватало Ичиго смотреть на ее мрачное лицо. Выше нос. Все будет хорошо, что бы там ни случилось.
Она заперла дверь и запрыгала по ступенькам. Вот так-то гораздо лучше. Подходя к кафе, она уже широко улыбалась. В конце концов, они редко встречаются вот так, вдвоем. Можно недолго помечтать, что это свидание. Ай, опять она за свое.
Ичиго уже был там. Сидел в наушниках, запрокинув голову и прикрыв глаза, что-то напевал. На стуле рядом с ним лежал небольшой черный пакет. Орихиме смущенно подошла, а Ичиго тотчас открыл глаза.
— Привет, Иноуе, — он снял наушники и выключил плеер.
— Виделись уже, Куросаки-кун, — засмеялась Орихиме, уселась напротив и закрутила головой: пончик — это, конечно, хорошо, но она сегодня толком не ела.
Подошедшая официантка принесла чай и пирожные, от которых у Орихиме потекли слюнки.
Ичиго пододвинул поднос.
— Ты, наверное, голодная.
Орихиме радостно схватила миндальное пирожное и впилась в него зубами — ммм, блаженство. Только съев половину, она потянулась за чаем. Мята, шиповник — то, что надо.
Ичиго сидел и рассеянно крошил наполеон себе в тарелку. Орихиме отложила пирожное и отодвинула чашку.
— Что случилось, Куросаки-кун?
Сердце снова предательски сжалось в предчувствии беды.
Ичиго усмехнулся кривовато и помотал головой:
— Да нормально все, просто поговорить надо. Ты ешь.
Орихиме сглотнула.
— Давай поговорим, — преувеличенно весело сказала она и широко улыбнулась. Она бы сейчас не смогла проглотить ни одной крошки даже под угрозой убийства.
Ичиго смотрел в окно так пристально, что Орихиме невольно проследила за его взглядом. Улица как улица, машины ездят, по тротуару идут люди. Вдруг стало интересно, какой видит Каракуру Ичиго? Когда Орихиме была младше, она любила представлять, что люди — это планеты, которые кружатся вокруг одного центра. Было интересно разговаривать с кем-нибудь, представляя, что это планета. Она тряхнула волосами и покраснела: Ичиго смотрел на нее прямо, словно искал какой-то ответ.
Орихиме нервно подтянула к себе недоеденное пирожное и сказала:
— Знаешь, я вот думаю, какими бы мы были, если бы я, например, родилась мальчиком? Как думаешь, мы бы дружили?
Ичиго закашлялся, и Орихиме смешалась — опять она какую-то ерунду сказала.
— Ну то есть, — она смущенно опустила глаза, чувствуя, что опять краснеет, — я имела ввиду, что есть какие-то постоянные вещи, было бы здорово, если бы они оставались всегда, а то иногда хочется чего-нибудь другого, и это мешает, думаешь. А вдруг ты все испортишь, — Орихиме говорила все тише, чувствуя, что, кажется, она сейчас опять занимается тем. О чем говорила — все портит.
— Прости, я ничего такого не имела ввиду, просто я хотела…
— Иноуе.
— …хотела, чтобы ты немного расслабился, ты такой странный в последнее время, я беспокоюсь, мы все беспокоимся…
— Иноуе.
— А я как обычно несу всякую ерунду, не обращай внимания, пожалуйста…
— Орихиме.
Орихиме вздрогнула и подняла глаза на Ичиго. Тот смотрел так странно, что она не решилась бы подобрать сравнение этому взгляду. Словно вот прямо сейчас он собрался осваивать банкай. Или съесть тарелку вареного гороха. Или сходить с Юзу по магазинам.
— Прости.
Ичиго заговорил, глядя Орихиме прямо в глаза, от его взгляда сознание медленно выворачивалось наизнанку.
— Мне сложно говорить, но ты выслушай, ладно?
Орихиме машинально кивнула, в пальцах раскрошился кусочек пирожного.
— И вообще, — Ичиго нервно усмехнулся, — если бы такое кто-нибудь сказал про тебя, или про Юзу, или про Карин, или… я бы выдернул ноги. Но я запутался. Поэтому я сейчас скажу, ты мне дашь по морде, и… — Ичиго потер лицо, — и мне, наконец, полегчает. Прости.
Орихиме медленно отряхнул крошки с ладоней. Интересно, почему она сомневалась, любит она Ичиго или нет? Такая ужасная глупость. Ее мир переворачивается, когда он рядом, хочется одновременно плакать и смеяться. А еще так сильно, отчаянно хочется жить — для себя. Для него — что собственные самокопания казались смехотворными.
Орихиме, улыбаясь, смотрела на Ичиго и думала — хорошо, что он не знает о ее бестолковых мыслях. Пусть догадывается о чувствах, пусть. Или не догадывается. Главное, что он есть.
— Я люблю тебя, — тихо сказала Орихиме. — Давно.
Ичиго смотрел на нее во все глаза, изумление было таким комичным, что Орихиме улыбнулась.
— Прости, — она торопливо схватила салфетку и смяла, пытаясь скрыть дрожь, — просто ты сказал, что тебе может полегчать, я подумала, вдруг мне тоже, в общем, это совершенно неважно, хотя мне действительно стало легче… Спасибо, что выслушал.
Сердце колотилось где-то под горлом, в груди словно разорвался гигантский шар — шар облегчения такого огромного, что от него кружилась голова. Теперь не нужно ничего скрывать от Ичиго, не нужно мучиться — что будет, если он узнает. Вот он узнал — и него не сошло на землю, мир не перевернулся, просто ее немножко трясет, но это точно пройдет совсем скоро.
Она отбросила назад волосы и улыбнулась дрожащими губами:
— Ну, вот, я это сказала. Не обращай внимания, тебе не обязательно что-то отвечать. Твоя очередь рассказывать, — она торопливо схватила чашку с чаем.
Ичиго закрыл рот, потом снова открыл, потом закрыл. Наконец, произнес:
— Я тебя хочу.
Орихиме судорожно откашливалась, отплевываясь от чая, чашка выскользнула из пальцев и покатилась по столу, оставляя за собой полукруглую лужицу.
— Блин! — Ичиго вскочил, наклонился через стол и начал стучать ее по спине. Орихиме уткнулась ему в футболку и прижалась лбом к груди. От такого знакомого запаха кружилась голова, и она просто сидела, впитывая его всем телом. Ичиго не отодвигался, так и стоял, опираясь руками о столешницу, и Орихиме слышала, как стучит его сердце.
— Просто я думал, — проговорил он глухо куда-то ей в макушку, — что это гормоны. Хочется и все. А ты очень красивая. Идиотские гормоны, раньше-то ничего такого не было, понимаешь?
Орихиме слушала, как бьется его сердце.
— Ты достойна большего — намного, намного большего. Я запутался в себе. Я не знаю, чего мне надо. Вдруг, только постель? Я не хочу оскорблять нашу дружбу. И терять ее тоже не хочу.
Орихиме чувствовала, как губы Ичиго касаются ее макушки.
— А вдруг это не они? Ты же знаешь, как я отношусь к тебе.
Да, Орихиме знала. Она даже машинально кивнула, подтверждая.
— И я подумал. Блин, я не знаю, о чем я подумал, хотя знаю, чем… Что вдруг я из боязни сделать тебе плохо, из-за неуверенности, из-за того, что все это случилось так неожиданно — вдруг я лишаю нас с тобой чего-то важного? Я решаю не только за себя, но и за тебя, а это неправильно.
— Кросаки-кун…
— Мне просто надо было рассказать, ты права, стало намного легче.
— Куросаки-кун…
— Слушай, я никуда не уйду, пока ты не надаешь мне по морде или не скажешь что-нибудь. Ты вправе обидеться, черт, я идиот, после того, что ты сказала, ляпнуть такое…
— Ичиго.
Остался только стук сердца, собственное дыхание, далекий-далекий гомон маленького кафе, звон чашек, шум машин.
— Я постоянно думала, — Орихиме осторожно подняла опрокинутую чашку и поставила ее перед собой, — действительно ли я люблю тебя. Или это эгоистичное желание обладать лучшим в мире человеком? Обыкновенная жадность, когда мало дружбы и одного сердца на двоих, а хочется чего-то большого? — она провела пальцем по кромке чашки. — И знаешь, что я решила?
— Что?
— Нельзя стоять на месте. Лучше неправильно двигаться, чем не двигаться вовсе. Мы можем попробовать, правда? А если у нас не получится…. — Орихиме подняла голову, посмотрела Ичиго в глаза и улыбнулась, — ты правда веришь, что это разрушит нашу дружбу?
Ичиго пошевелился, раздалось шуршание. Где она его уже слышала? Орихиме сдвинула брови, вспоминая. А Ичиго поставил перед ней темный пакет, тот самый, что лежал на стуле. И неловко вытряхнул из него солнечно-рыжую орхидею в стеклянной сфере.
— Прости, — он откашлялся. — Надо было сразу, но я…
Орихиме засмеялась:
— Забыл?
— Не совсем, — он кусал нижнюю губу, — ладно, забыл. Увидел тебя и забыл. Держи. Мне кажется, тебе походит. И платье красивое, — невпопад закончил он.
Орихиме взяла орхидею. Стеклянная тюрьма на поверку оказалась округлым бокалом. Орихиме понюхала нежные лепестки, чувствуя, что вот сейчас, именно сейчас, происходит что-то такое важное и странное, что хочется свернуться клубочком и замереть, пытаясь разобраться в собственных ощущениях. Тысячи таких разных Ичиго в ее душе соединились в одно целое и превратились в того, кем он был всегда и того, кого она не могла никак разглядеть за слепой влюбленностью.
— Идем?
Орихиме подняла глаза — Ичиго протягивал ей руку и улыбался.
Она улыбнулась, кивнула и вскочила.
Солнце вышло из берегов и затопило ее мир.
Ради этого стоило рискнуть — и шагнуть вперед. А там будь что будет.