Я слышу шаги бога смерти. ©
Пара слов в своё оправдание: данный фик представляет собой переплетение двух заявок – разГде-то в период таймскипа Чад и Орихиме как-то рассказали Тацки, Кейго и Мизуиро про всю ту историю с силами шинигами Ичиго, войной с Айзеном и т.д. и т.п., но у Кубо все это осталось полностью за кадром. Разговор Тацки и Орихиме на эту тему, в котором Орихиме, в числе прочего, рассказывает про Улькиорру и произошедшее на куполе Лас Ночес и два: Ичиго, Тацки, "Давай поедем дальше?", по арту.
Вышло, как всегда,совсем не то не совсем то и к тому же без пейринга, а разъединять всё это действо у меня рука не поднялась.
Название: "Слёзы солнца"
Автор: Fernesia Erde
Бета: бечено.Местами
Персонажи: Ичиго, Тацки, Орихиме, Урахара, упоминаются Рукия, Исида, Бьякуя, Гин, Гриммджо, Улькиорра и Айзен
Пейринги: намёки на Ичиго/Рукия, Орихиме/Улькиорра; Орихиме/Ичиго, Тацки|Ичиго, Тацки|Орихиме
Жанр: ангстороманс
Рейтинг: PG
Фандом: Bleach
Примечание: АУ в каноне, таймлайн где-то между концом арки о fake-Каракуре и самым началом ФБ, когда Ичиго уже потерял силы шинигами, но с Гинджо ещё не встретился
Предупреждение: хлипенький Обоснуй и ООС(?) прилагаются
Саммари: после Зимней войны Ичиго ушёл в депрессию и потерял себя и веру в себя. И не только он...
Размещение: через оповещение, если вдруг кому надо=)
читать дальше После возвращения Иноуэ их всех словно подменили. Странно молчаливый, отчуждённый от всех и вся Ичиго, замкнутая, прячущаяся даже от подруги Орихиме – вроде бы и прежняя, и, в то же время, другая. Не допускающая до себя, бегущая от чего-то... От себя. От прошлого. И от Куросаки.
Орихиме помнила всё. И жалела, что это случилось. Что он вообще пришёл за ней туда.
Не было больше слепого обожания пополам с восхищением в серых глазах, не было желания остаться рядом. Зато была отстранённость, и... страх. Она боялась его, как тогда, на проломленном куполе чужого дворца, когда он перестал быть собой только потому, что она позвала его и был готов убить их всех, не делая различий между врагом и друзьями, так и сейчас, когда он снова стал человеком. Сколько бы времени ни прошло, сколько всего бы ни изменилось в их жизни, но росточек страха прочно угнездился в её душе. А что, если?..
Если бы Улькиорра не отрубил тогда ему рог? Ичиго убил бы... её?
Ты сама знаешь ответ, Орихиме. Ты видела его в этот момент.
И, как бы ты ни старалась делать вид, что ничего не случилось, забыть это невозможно.
Она ошибалась, всё это время она только и делала, что ошибалась. Потому что самым большим чудовищем был не Улькиорра или кто-либо из арранкаров, и даже не идущий по трупам Айзен. Самым ужасающим чудовищем всё это время был Ичиго, стоило ему стать шинигами и пробудить Пустого внутри себя. И самым ужасным было то, что он превратился в это по её вине.
И этого монстра она когда-то любила, идеализировала, почти обожествляла. Куросаки-кун такой добрый, такой сильный, он защитит, спасёт...
Куросаки-кун и правда спас, но какой ценой... А всё потому, что она позвала его. Всего лишь её слёзы над его телом, несколько сказанных в истерике слов, одна часть его имени... Всего этого хватило, чтобы та злая, тёмная часть его души вернулась к жизни, убивая в Ичиго человека. И тогда её мир взорвался.
Наверное, лучше бы она умерла тогда, чем видела всё это.
Орихиме бежала прочь – день за днём, неделя за неделей. Каждую секунду. Медленно умирая рядом с ним, играя ставшую чужой роль, надеясь, что не заметит.
Надежды не оправдались. Правда, реакция удивила – вместо того, чтобы попытаться узнать, что с ней, Ичиго выстроил напротив себя точно такую же стену.
Он тоже помнил...
Орихиме не знала, но не только её преследовали кошмары. Только если к ней они приходили во сне, то Ичиго жил ими наяву.
Он вспомнил всё гораздо позже, зато до мельчайших деталей: как отшвырнул её, вставая, как сокрушил Улькиорру, как чуть не убил Исиду... Как тварь внутри него, выжрав душу, принялась за его друзей, и ей было глубоко плевать на мораль и прочие "не". А он только и мог, что наблюдать, выворачиваясь от собственного бессилия, от невозможности что-либо сделать, прекратить, остановить... Он мог только смотреть.
Но даже это было не самым пугающим. Каким-то иррациональным чувством Ичиго осознавал, что ему это нравится. Нравится, что он может убивать противников с такой лёгкостью, просто выдирая из их тела куски. Он захлёбывался данной ему силой, сжигая горло, пил эту ненависть с кончиков терзающих его пальцев, охотно поддаваясь разъедающей сердце ярости.
Самое страшное было в том, что Орихиме всё это видела и понимала.
Это расплата, – думал Ичиго. – За грехи нужно расплачиваться.
Всего лишь.
Всего лишь один из кругов Ада, нескончаемо рвущий плоть и душу. То, что он заслужил.
Как убийца.
Тацки наблюдала за ними обоими, и увиденное с каждым днём нравилось ей всё меньше и меньше. Ичиго заметно осунулся, начал ссутулиться, глядел сквозь окружающее его пространство бессмысленным, словно невидящим, взглядом. Он вёл себя странно, и на вопрос, куда делась Рукия, только моргнул и с удивлением уставился на неё, будто впервые услышал это имя.
Орихиме стала другой – она просто вычеркнула Ичиго из своей жизни, но не из прошлого. Как бы ей ни хотелось, но над этим временем она была не властна.
Когда Тацки спросила у Иноуэ про Рукию, та лишь неопределённо пожала плечами. Туманное «там» ясности также не прибавило.
Всё выглядело так, что им обоим было неприятно вспоминать Кучики. Точнее, это было неприятно Орихиме; Ичиго, же, по-видимому, в упор не помнил свою бывшую подругу.
Веер замер, скрывая лицо его обладателя наравне с полями полосатой панамы, и только пристальный взгляд серых глаз выдавал его внимание к заданному девушкой вопросу. Впрочем, уже через пару секунд Урахара закрыл его с лёгким щелчком, наконец поворачиваясь к ней. Смотрел долго: на сдвинутые брови, тонкие губы, побелевшие костяшки сжатых в кулак пальцев. Упорная.
- Как вы уже знаете, Куросаки-сан был временно исполняющим обязанности шинигами города Каракура...
- Ближе к делу.
- Конечно-конечно. ...Которую некий шинигами пожелал уничтожить на пути к созданию своего идеального мира.
В памяти мелькнули длинные тёмные волосы и странно-белые глаза, напускная благосклонность в голосе и адская, придавливающая книзу мощь. И Ичиго в чёрном, с примотанным к руке мечом, его удар незнакомцу в лицо и взрывная волна, накрывшая улицу, стоило им обоим оторваться от земли.
- И?
- Просто Ичиго теперь не такой, – уклончиво ответил торговец, вновь раскрывая веер.
- Это я и сама вижу!
Киске сморгнул, и взгляд из внимательного превратился в оценивающий.
- Скажу лишь, что по некоторым... причинам он потерял свою силу. Отчасти это случилось после того, как он и его друзья вернулись, и, как следствие – после его боя с Айзеном.
- Почему он вообще куда-то уходил?
- Потому что одному из ваших друзей не оставили выбора.
- Выбор есть всегда.
- Скажите это им, когда они уже сейчас в шаге от того, чтобы разминуться.
Недоговорка звучала слишком явно. И, одновременно, дающей подсказку. Тацки этого было более чем достаточно.
По потолку плыли ленивые, рыже-фиолетовые тени. Иногда они сливались в пятна, иногда – разрывались на звенья, а иногда принимали форму маски, а светлые блики превращались в прорези для глаз. Тогда с потолка на Ичиго смотрело лицо его внутреннего Пустого; тот понимающе, как душевнобольному ухмылялся в такт мыслям, пока лучи фар от проезжающей за окном машины не разрезали видение, превращая ухмылку в обезображенный светом оскал.
Ичиго не ходил в школу уже с неделю: просто в какой-то момент он понял, что ему незачем туда ходить. Что это совершенно необязательное и бессмысленное занятие. Ничего нового он не увидит, зато старого там – хоть отбавляй. Нет уж.
Поэтому Ичиго часами валялся на кровати, втайне радуясь тому, что никому не нужен и может сходить с ума. Отец, как назло, уехал в командировку, а, может, просто считал, что сын должен сам перебороть себя. Вот только Ичиго устал бороться.
Память услужливо подкинула кричащую голубизну, зелёные метки в уголках глаз и вызов, брошенный ему всем существом арранкара.
Затем рядом с Гриммджо возникла Рукия, и Ичиго услышал её командный голос: «Сдаёшься?»
Лицо преобразилось, фиолетовая синь перетекла в белки, волосы сменили цвет на каштановый:
«Куросаки Ичиго. Таким ты мне не нужен».
Серебристое, на грани бокового зрения, взмах тонкой ладонью:
«Ты всего лишь дитя... Беги».
Ичиго зажмурился, и следом закружилось, перемешиваясь, меняя местами явь и сон:
«Тряпка!»
«Он – никто».
«Я разочарован, Куросаки Ичиго».
«Ты недостоин моего бан-кая».
«Слабак!»
Он не спорил.
Они все мертвы. Да он и сам теперь – мёртв. Кому нужен потерявший силы и теряющий себя недо-шинигами?.. Правильно, никому.
Мелькнула и пропала мысль, что во времена средневековой инквизиции вампиров и прочую нечисть сжигали на костре, а он был даже хуже. И смертью тут уже не поможешь...
Ичиго перевернулся на бок, позволяя отчаянию захлестнуть себя с головой. Под веками неторопливо расползалась серая, злорадная тень с чёрно-жёлтыми глазами.
Глядя на них двоих, так старательно выстраивающих заново каждый свой маленький мирок, не допускающих даже малейшего пересечения, Тацки злилась ещё больше. И вот угораздило же её дружить с такими дурнями!
Орихиме по-прежнему бежала прочь, словно ничего и не замечая. Пряталась в настоящем, погрузившись с головой в учёбу – только чтобы не вспоминать ещё и днём. Пока однажды её бег не прервал голос, зовущий её по имени.
- Орихиме.
Идя по улице, Орихиме словно наткнулась на невидимую стену и замерла, растерянно хлопая глазами и озираясь, как загнанный зверёк. От Арисавы так просто не сбежишь.
- Тацки-чан...
- Ты ничего не хочешь мне сказать?
- Н-нет...
На самом деле, сказать хотелось многое. Останавливал страх перед тем, что может не понять.
Иноуэ не знала, но как раз-таки Тацки понимала всё куда лучше их обоих.
- А ты подумай. Когда надумаешь, приходи сюда, – и протянула подруге бумажку с адресом.
Вытолкать Ичиго из дома оказалось куда проще, чем она думала. Может, потому что тот устал сидеть в четырёх стенах, а может, ему было просто безразлично, куда и зачем его ведут. Парень безропотной куклой шёл рядом с Тацки, изредка или невпопад отвечая на задаваемые вопросы. Он просто смотрел себе под ноги и слушал её рассказ о себе, о школе, вряд ли вслушиваясь в слова. И вздрогнул только один раз, когда Тацки в разговоре упомянула Орихиме. Но не спросил, куда они направляются, даже когда девушка привела его на остановку и они вместе сели в вагон.
Они ехали всё дальше и дальше, от станции к станции, от одного клочка зелени посреди жёлтых полей к другому. Перестук колёс и плавное покачивание успокаивали, веки сами собой закрывались, а голова падала на грудь или, если поезд встряхивало – больно билась бы затылком о металлическую раму. Ударялась бы, будь он один. Но сейчас его держали. Кто-то сидел рядом, придерживая за плечи, и следил, чтобы голова была где положено, и чтобы тело не съезжало с сиденья на пол. И чтобы Ичиго не казался совсем уж безвольным, чем был на самом деле, и чтобы другие люди не смотрели на него, как на последнего идиота, когда он всего лишь немного не в себе.
Всего лишь немного не в себе. Всего лишь не совсем такой, как обычно.
Когда поезд разгонялся и стёкла начинали звенеть, а росшие вдоль линии деревья смазывались в единое рыже-зелёное море, Ичиго на несколько секунд открывал глаза, таращился в пластиковый потолок, и утыкался обратно в обтянутое тонкой тканью девичье плечо.
Эх, Ичиго-Ичиго... в кого ты превратился? Неужели тебе нравится быть таким?..
И только когда поезд с шипением начал замедлять ход, а Тацки рядом с ним завозилась, убирая плеер в сумку, Ичиго поднял голову и тихо попросил:
- Давай поедем дальше?
Тацки вздохнула, ласково потрепав его по макушке, прежде чем ответить:
- Прости, Ичиго, но не сегодня.
«Сегодня мы едем к Орихиме», – добавила она про себя.
Звякнул проворачиваемый в замке ключ, глухо стукнуло колено об дерево – и дверь, жалобно скрипнув, распахнулась. Тацки кинула на комод сумку, туда же полетела небрежно, но точно брошенная связка ключей. На ходу снимая кеды, девушка прошла по коридору до кухни, обернулась на топтавшегося у порога Ичиго и кивнула:
- Проходи.
Ичиго сделал шаг вперёд, толкнул рукой створку, наблюдая, как сужается, поглощаемая тенью прихожей, полоска света с улицы, прежде чем захлопнуть дверь. Он слишком давно тут не был и сейчас чувствовал себя странно. Как будто это было неправильно – быть в гостях у лучшей подруги. Как будто...
Но додумать ему не дали: Тацки вдруг очутилась прямо перед ним, потянула за рукав, вынуждая снять куртку, после чего стрельнула глазами в сторону ванной. Ичиго вздохнул и послушно поплёлся мыть руки. Вслед ему донеслось звонкое: «Полотенце слева, на крючке, синее».
Как и прежде. Даже странно, что она сочла нужным напомнить, – подумал Ичиго, а потом перевёл взгляд на зеркало. И отпрянул.
Потому что в отражении не было его. Точнее сказать, это отражение не было его отражением. На Ичиго смотрела тень, убогое подобие того Куросаки, которым он был когда-то.
- Ну? Теперь видишь?
Потухший взгляд, бледную кожу, синюшные круги под глазами. И полное безразличие ко всему.
- Это не... я.
- Конечно не ты. Разве мог бы такой ты отправиться к чёрту на рога, в мёртвую пустошь – и ради того, чтобы спасти попавшего в беду друга? Да такой ты свалился бы с ног уже в начале пути!
Он не ответил, продолжая сверлить взглядом плитку у себя под ногами.
- И всё – ради того, чтобы вернуть её сюда, живой и невредимой!
Ичиго молчал, и Тацки, переведя дух, продолжила:
- И ведь пошёл! И победил! И спас! И вернул! Не испугался. Не отступил. Почему?
- Я не мог иначе.
- Почему ты не мог иначе?
Её слова били, резали, вытаскивали наружу всё глубоко запрятанное и затаённое, всё то, что он отсёк от себя, отгородившись диагнозом «монстра». Жалкое оправдание опустившего руки человека.
Ичиго сжал кулаки, по-прежнему избегая смотреть Тацки в глаза.
- Потому что она – мой друг.
Девушка фыркнула:
- Не только. Хочешь, я скажу тебе, почему ты это сделал? Раз ты сам не можешь. А, Ичиго?
Стиснув зубы, он вскинул на неё взгляд, уже не скрывая своих чувств; злость, ярость, ненависть к самому себе так и кипели в нём. От бесхребетной тени не осталось и следа.
- Ну.
- Потому что она тебе доверяет. Потому что она в тебя верила. И потому что она тебя любит, придурок ты эдакий! Я права, Ичиго?
- Да.
- Так от чего же ты бежишь теперь?
- Замолчи. Ты не знаешь цену, которую я заплатил за это.
- Это ты замолчи. И это ты не знаешь. А я – я вижу это каждый божий день. И, поверь мне, Ичиго, что то, что я вижу, никогда не сравнится с тем, чем ты себя коришь! Ты... ты просто жалок! – её голос звенел от обиды, и она сорвалась на крик: – Мне... мне больно смотреть на тебя такого!
- А теперь иди сюда, – и, смахнув с ресниц злые слёзы, поволокла его за собой в комнату.
Пальцы барабанили по журнальному столику, разбавляя нерадостную атмосферу тихой дробью. Впрочем, деваться-то всё равно было некогда, а сбежать, поджав хвост означало показать себя окончательно и бесповоротно никчёмной тварью. Только не сейчас, когда она своими словами вызвала настоящую бурю в его душе.
- Она ведь придёт, да? Ты же за этим меня сюда притащила?
- Да. Хотя и не только.
- А для чего был тот круг почёта на поезде? Чтобы бросить пыль в глаза?
- Ну, надо же было тебе немного развеяться, – пожала плечами девушка.
Куросаки невесело усмехнулся. Ну конечно, куда уж Тацки – и без альтруизма, особенно к ближнему своему!
- Сводница.
Солнце золотило верхушки деревьев, когда часы пробили четверть восьмого. Обстановка в комнате была гнетущей – Тацки, нервно кусая подушечки пальцев, меряла шагами комнату, а Ичиго сидел на диване, мрачно уставившись в одну точку. Уже скоро, а может, и позже – если Орихиме снова летает в облаках.
Ещё пятнадцать минут нервотрёпки – и внизу раздался звонок в дверь. Девушка, мгновенно подскочив к Ичиго, схватила того за грудки, прошипев:
- В мою комнату, быстро! И чтоб ни звука, понял?
Ичиго кивнул. Спорить с Тацки сейчас не хотелось.
Орихиме ойкнула – погружённая целиком в себя, она поняла, что по данному ей адресу находился дом Тацки, только когда Арисава открыла ей дверь.
- А, пришла всё-таки! – воскликнула та. – Проходи!
Девушки обнялись и Орихиме, переобувшись, прошла следом за подругой на второй этаж, но, когда привычно хотела свернуть в комнату Тацки, натолкнулась на запертую дверь.
- Тацки-чан? Мы будем пить чай в гостиной?
- А... да! У меня там сейчас небольшой бардак. То есть, – продолжила она, заметив неподдельное удивление в серых глазах, – я решила, что небольшая перестановка мне не помешает. Ну, знаешь... когда хочется чего-то нового...
- А, ну это всегда полезно! – закивала Иноуэ, устраиваясь напротив столика со сладостями. – Кстати, я принесла лук-порей, правда, забыла купить кетчуп... Как думаешь, если я бы намазала его воон на тот кусочек торта, было бы вкусно?
Ичиго еле слышно фыркнул и отодвинулся от двери, слушая, как Тацки пытается разубедить Иноуэ в необходимости подобного эксперимента. Орихиме, как всегда, в своём репертуаре.
Тацки сначала порадовалась было, что её подруга всё та же, что и прежде, но радость быстро сошла на нет: стоило им выпить первую чашку чая, как Орихиме опять сникла. Она сидела, теребя пальцами рукав кофты и избегая смотреть Тацки в глаза – прямо как Ичиго недавно.
- Орихиме...
- Да?
Тацки вздохнула, прокрутив в уме возможные варианты вопроса и поняла, что лучше всего будет спросить напрямик.
- Скажи, что тебя тревожит? В последнее время ты сама не своя...
- Ничего особенного... Просто...
- Просто?
- Нет. – Она подняла и вновь отвела взгляд. – Ничего.
- Орихиме. – Тацки нарочно сделала паузу, – ты можешь обманывать кого угодно – Ичиго, окружающих, даже себя. Но обмануть меня у тебя не выйдет.
- Тацки-чан... Я не это...
- Подожди. Ты можешь делать вид, что ничего не произошло, и нам всё только кажется. Так вот – нет, не кажется.
- Я не обманываю Тацки-чан! Просто... я боюсь, что вы не сможете меня понять. Никто не сможет!
- А ты пробовала? Пробовала рассказать кому-то о том, что у тебя на душе? О том, что ты чувствуешь? Поверь мне, от этого тебе стало бы намного легче.
Орихиме зажмурилась:
- Нет!
Кому, и, главное, как она может что-то рассказать? Её не поймут, это же так очевидно! Вон, даже Куросаки-кун избегает общаться с ней, не желая считать её другом! И вообще, это ведь из-за неё он стал таким... Странно только, что Тацки-чан этого не понимает! Нет, только не это!
Кажется, последнее она выкрикнула уже вслух, потому что Тацки вдруг потянулась через стол и накрыла её руку своей, улыбаясь тепло, понимающе.
- А ты попробуй. Доверься мне. Расскажи, как это было.
«Расскажи мне, как это было, Орихиме». Читай по губам: «Я защищу тебя».
Даже от тебя самой. Особенно – от тебя самой.
Цена доверия скрыта в отношении человека к тебе. Слова «я защищу тебя» равнозначны признанию в любви. Не тайному и давно ожидаемому, но такому естественному, происходящему от долгих лет дружбы.
- Не бойся.
«Я всегда рядом».
Я защищу тебя.
- Хорошо... Я... расскажу.
Она помешала сахар, отпила глоток и откинулась на спинку дивана. Закрывая глаза, позволяя нужным образам просочиться под веки и повернуть время вспять, чувствуя тёплые пальцы на своей руке.
Иноуэ рассказывала – неторопливо, иногда сбиваясь с мысли, отвлекаясь на воспоминания. О страхе, который испытала, когда явившийся в Мир Живых Улькиорра поставил ей ультиматум, о своих размышлениях в этот момент, о прощании с Ичиго, о комке в горле, о холодном белом дворце Айзена, о "знакомстве" с Эспадой, о жестокости Гриммджо, которому она восстановила руку... О Хоугиоку, планах Айзена и о своём намерении помешать ему. Об искорках живого любопытства в зелёных глазах, о том, когда она поняла, что ошибалась, и начала лучше узнавать своего "тюремщика" и что Улькиорра только внешне такой отстранённый, на самом деле ему многое интересно, но он давит это в себе.
- Улькиорра? – резко переспросила Тацки. – Так это он заставил тебя уйти?
- Да...
- И где он сейчас?
Иноуэ отвела взгляд, и девушка почувствовала укол совести. Выглядело так, что Орихиме было больно говорить об этом.
- Он умер. Куросаки-кун убил его.
- Прости.
- Нет, ничего.
- Но ведь он был врагом, который похитил тебя, так?
Иноуэ кивнула.
- Это да. Но потом... потом... Мне кажется, мы с ним почти подружились. Я бы хотела с ним подружиться! Он спрашивал про сердце, ведь у него его не было! Представляешь?
- Про сердце? То есть, он был мёртв?
- Ну... не совсем. Может, он и был мёртвым... ну, пустым... У него даже дыра была, но на самом деле он не такой.
- А какой?
- Он... – Орихиме подняла голову и, скользнув взглядом по замершей напротив Тацки, посмотрела в окно. – У него совсем никого не было, понимаешь? Вот у меня есть Тацки-чан, да? У Куросаки-куна есть его сёстры, семья. Я бы хотела, что, где бы он сейчас ни находился, чтобы ему не было одиноко. У каждого человека должен быть кто-то рядом. Правда, Тацки-чан?
Тацки улыбнулась – мягко, задумчиво, прежде чем ответить:
- Правда, Орихиме.
- Вот... – вдохновлённо продолжила Иноуэ, оживая с каждым произнесённым ею словом, – а ещё там были...
Тацки закрыла глаза, сосредотачиваясь на звуке её голоса, её рассказе о...
О безликой луне чужого живым мира, о крови на белом песке и пустых коридорах, по которым гуляет ветер и куда более страшные твари, о боли, жестокости и жажде власти, готовности арранкаров перегрызть друг другу глотку, только бы подняться выше. А ещё – о надежде и силе веры.
Тацки слушала не перебивая, прокручивая в голове каждое сказанное подругой слово, и кусочки мозаики оживали, складываясь в её воображении, как в ленту кинофильма. Она смотрела на Хуэко Мундо глазами Орихиме и видела всё, что ей пришлось пережить, узнавала её мысли о том, что даже мёртвые могут видеть сны, когда её собственные сны давно опустели...
- …- А потом он пришёл за мной, они все пришли! Сначала я была счастлива, а потом расстроилась – ведь я решилась на это, чтобы защитить их. Сначала я не понимала, зачем они пришли, почему они не могли принять мой выбор и просто забыть. Но когда я почувствовала, как Кучики-сан ослабела... когда я смотрела на схватку Куросаки-куна с Гриммджо... я осознала, что мне не всё равно. Что я не хочу, чтобы кто-то из них пострадал, я хочу, чтобы все были живы. И они все чувствовали то же самое! И, если бы на моём месте оказался кто-то другой, они поступили бы так же.
- Орихиме...
- Там были ещё Исида-кун, Садо-кун, Ренджи-сан и Кучики-сан тоже! И они все вместе пришли, чтобы спасти меня! Тогда я поняла, что моя душа всегда будет с ними. И не боялась. – Иноуэ надолго замолчала, глядя на причудливо вившийся над чашкой пар, прежде чем продолжить: – Возможно, мы не можем делиться одними и теми же чувствами... Возможно, Куросаки-кун никогда не ответит на мои... но когда люди дорожат своими отношениями друг с другом, их сердца становятся едины. И я не хочу терять эту связь, ведь забота о ближнем – то, что отличает нас от других, то, что делает человека человеком.
- Орихиме... Помнишь, что я сказала? Я защищу тебя, я всегда тебя защищала и буду защищать. Поэтому, пожалуйста, не бойся своих чувств.
- Куросаки-кун тоже так говорил. А потом... А потом... превратился в это. И тогда я испугалась.
- В смысле?
Воспоминания нахлынули нескончаемым, тёмным, густым потоком, и она затрепыхалась, как выброшенная на берег золотая рыбка.
- Это я виновата! Это из-за меня он стал таким! Я... виновата...
- О чём ты говоришь?! Орихиме, ты ни в чём не...
- Нет! – она шарахнулась в сторону, вырывая руку; сердце бешено колотилось, казалось, ещё немного – и оно выскочит из груди. – Нет! Виновата! Я позвала его! Я... я была напугана, когда Улькиорра пробил в Куросаки-куне огромную дыру. Я думала, он убьёт и меня, и я кричала, я звала Куросаки-куна, умоляла его помочь, спасти меня. А вместо него пришёл он. И он превратил Куросаки-куна в чудовище! Он больше не разбирал друзей и врагов, он не слышал меня. Всё, что он делал – это убивал. Он почти разорвал Улькиорру пополам, он... он ударил Исиду. Я думала, он убьёт меня. Я думала... – она обессиленно съехала спиной по стене, чтобы тут же вскочить снова. – И лучше бы и убил! Я ни на что не способна! Я ни на что не гожусь! Я не могу даже спасти тех, кто мне дорог! И... и я предала свою веру в него... Да я просто ничтожна!
Отшвырнув стол, Тацки стрелой метнулась к бившейся в истерике Орихиме. Её глаза пылали яростью.
- Не смей! Не смей так говорить о себе говорить, слышишь?! Не смей говорить, что ничего не можешь сделать! И... – она перевела дух, – даже думать об этом не смей!
- Нет! Это неправда! Это всё ложь! Ты права, я обманываю сама себя! Я всегда только и делала, что обманывала себя!
- Прекрати себя жалеть!! Это не то, чего ты на самом деле заслуживаешь! Это не моя Орихиме – добрая, отзывчивая, понимающая! Это не ты!
- Я ничего не заслуживаю. – Иноуэ отступила, её била крупная дрожь, стиснутые кулаки почти причиняли боль. Пусть! Она была рада этой боли. – Если кого и надо было тогда спасать, так это не меня, а их от меня. Я приношу всем только несчастья. Я...
Тацки бьёт сразу и наотмашь. Со всей силы.
Орихиме отшатывается, неверяще касаясь мгновенно заалевшего, обжигающе-горячего пятна на щеке. Больно.
- Чёрта с два, – прорычала Тацки, приближаясь к запыхавшейся девушке. – Чёрта с два!
- Вот видишь! Тацки-чан... Даже Тацки-чан... Я расстраиваю Тацки-чан. Я всех расстраиваю... От меня одни проблемы.
Перед глазами полыхнуло, сознание затянулось мутной плёнкой ярости с красными прожилками капилляров.
- Ори-хи-ме, – надвигаясь на подругу, раздельно произнесла Тацки не предвещавшим ничего хорошего тоном. Сейчас она была готова ударить ещё раз, и ещё, и ещё – столько, сколько потребуется, чтобы выбить из головы Иноуэ всю эту дурь. Про Ичиго в соседней комнате она забыла ещё в начале перепалки. – Скажешь ещё хоть слово про то, что ты такая вся бедная-несчастная, и я за себя не ручаюсь, – прошипела она. Нервы вибрировали подобно изорванным струнам – она была уже на пределе.
- Я поняла. Тацки-чан, я всё поняла, – вдруг сказала Орихиме странно тихим голосом. – Прости меня, но я, и правда, ни на что не гожусь. Вот, – она выпрямилась напротив Арисавы, – можешь бить, куда захочешь.
- ЧТО?! Ах ты!..
- Прекратите!
Орихиме дёрнулась, услышав ставший почти родным голос, и начала медленно оседать на пол. Мелькнуло и погасло огненно-рыжее, а потом кто-то тёплый и уютный подхватил её, укутывая собой, отсекая от внешнего мира.
Жёлтая полоска света выхватила из темноты кусок дивана и неясные очертания свернувшейся калачиком фигурки. Затем за стенкой пошушукались, вновь прикрывая дверь. Полностью она не закрывалась – хоть Ичиго и постарался вернуть её в первоначальный вид, но сорванные с креплений петли можно было вправить только полной заменой дверной коробки.
- ...ну, как там?
- Спит.
- Хорошо.
- Странно, что она вообще смогла уснуть... после того, что ты ей тут устроила.
- Я хотела как лучше.
- Да уж, дипломата из тебя явно не вышло – взъяриваешься по любому поводу.
- Заткнись. Ты тоже хорош – мог бы и раньше заметить!
Молчание. Потом:
- Я заметил.
- И? – в голосе засквозили раздражённые нотки. – Решил пустить всё на самотёк? Очень по-джентельменски!
- Не кипятись, – Ичиго поднял ладони в примирительном жесте. – Просто я не знал, что говорить в таких случаях. Да и стоит ли – тоже...
- Ага, и поэтому решил промолчать?
Парень отвернулся:
- Как видишь.
- Зато теперь ты знаешь, к чему это привело.
- Угу... Тихо!
За стеной прошуршало, послышался звук шагов. Но выходить к ним девушка явно не спешила.
- Проснулась.
- Ага. Ну так чего стоим, кого ждём?
- Эй! Я не спец в утешении!
- Я, как выяснилось, тоже. Так что иди уже. Или тебе помочь? – Тацки кинула красноречивый взгляд на висящие на крючке боксёрские перчатки.
- Нет, я, пожалуй, лучше сам.
- Удачи, – пробормотала она, наблюдая, как Ичиго осторожно заходит в комнату. – Тем более что она нам не помешает...
Орихиме сидела на подоконнике, обхватив руками колени, и бездумно смотрела на ползущие по тёмному стеклу капли. Надо же, это сколько она проспала, раз уже стемнело и начался дождь? А она, как всегда, одета не по погоде да и зонтика у неё нет...
Она услышала шаги и знала, что Ичиго зашёл в комнату, но оборачиваться не хотела. Хватит с неё и того, что он держал её на руках...
- Привет.
- Привет.
- Я присяду, ничего?
Она неопределённо пожала плечами. Ичиго придвинул стул, и, оседлав его, положил локти на спинку.
- Прости... за это. – Он помолчал, вслушиваясь в её дыхание. – За всё.
- Ничего, Куросаки-кун. Тебе не за что извиняться. – Иноуэ повернулась к нему лицом, шмыгнула носом. – Это того не стоит.
- Нет, стоит. Прости меня... – он встал, подходя ближе. – За то, что не поддержал, когда ты поддалась страху и сомнениям. Что отвернулся, не поговорив, когда надо было. Я знаю, оправдания бесполезны, но... прости. Если сможешь.
- Куросаки-кун... Почему?..
Невысказанное вслух так и осталось бы висеть в воздухе, но Ичиго понял. Молча встал рядом, обнимая, прижимая к себе, давая спрятать лицо у себя на груди.
- Я не мог по-другому, иначе какой бы из меня был друг, раз он даже своих друзей спасти не в состоянии?
- Куросаки-кун...
- Иноуэ... не только тебе было больно. Но, пойми: я знаю, на что шёл. Я готов пожертвовать собой ради тебя, или Рукии, или Исиды... ради вас. Просто потому, что это мой долг, как друга. И, уверен, вы бы сделали точно так же, я прав?
- Да... – она перестала всхлипывать, только изредка вздрагивала, сжимая пальцами ткань его рубашки. – Тогда и ты прости, Куросаки-кун. За то, что усомнилась, потеряла веру.
- Ничего страшного... Ты ведь веришь сейчас?
- Да... Да!
- Ну вот, значит, всё в порядке.
Неожиданно Орихиме потупилась, закусила губу, подбородок задрожал. Ичиго не на шутку встревожился – вроде бы всё уже позади, а тут... Но всё оказалось намного проще – теперь Иноуэ плакала от радости.
- Что такое?
- Куросаки-кун... Спасибо.
- Не за что, Иноуэ.
- Эй вы, там долго ещё обниматься будете? – в проёме двери возникла взъерошенная голова Арисавы. – А ну марш на кухню – чай стынет!
Вынырнув из-под приобнимающих её рук, Орихиме спрыгнула на пол и бросилась в коридор, а следом за ней, смущаясь цепкого взгляда Тацки, вышел и Ичиго. – Смотрите, как красиво! – прильнув к окну, щебетала она, разглядывая разноцветье огней на улице. Ичиго и Тацки обменялись говорящими взглядами.
- Ну вот, узнаю свою Орихиме! – весело подмигивая Куросаки, заявила Тацки. – А теперь бегом за стол! И, Орихиме... соуса у меня нет, но ты можешь посмотреть в холодильнике, там вроде бы оставалось немного васаби. – При этих словах Ичиго мученически закатил глаза, но Орихиме было уже не остановить.
- Спасибо, Тацки-чан! Я сейчас!
Но не только они любовались видом расцвеченного неоном города – на другом конце Каракуры некий торговец в полосатой панамке, сидя на ступеньках у дверей своего магазина, задумчиво курил трубку, а чёрная кошка упорно ластилась к его руке.
Жизнь продолжалась.
Вышло, как всегда,
Название: "Слёзы солнца"
Автор: Fernesia Erde
Бета: бечено.
Персонажи: Ичиго, Тацки, Орихиме, Урахара, упоминаются Рукия, Исида, Бьякуя, Гин, Гриммджо, Улькиорра и Айзен
Пейринги: намёки на Ичиго/Рукия, Орихиме/Улькиорра; Орихиме/Ичиго, Тацки|Ичиго, Тацки|Орихиме
Жанр: ангстороманс
Рейтинг: PG
Фандом: Bleach
Примечание: АУ в каноне, таймлайн где-то между концом арки о fake-Каракуре и самым началом ФБ, когда Ичиго уже потерял силы шинигами, но с Гинджо ещё не встретился
Предупреждение: хлипенький Обоснуй и ООС(?) прилагаются
Саммари: после Зимней войны Ичиго ушёл в депрессию и потерял себя и веру в себя. И не только он...
Размещение: через оповещение, если вдруг кому надо=)
читать дальше После возвращения Иноуэ их всех словно подменили. Странно молчаливый, отчуждённый от всех и вся Ичиго, замкнутая, прячущаяся даже от подруги Орихиме – вроде бы и прежняя, и, в то же время, другая. Не допускающая до себя, бегущая от чего-то... От себя. От прошлого. И от Куросаки.
Орихиме помнила всё. И жалела, что это случилось. Что он вообще пришёл за ней туда.
Не было больше слепого обожания пополам с восхищением в серых глазах, не было желания остаться рядом. Зато была отстранённость, и... страх. Она боялась его, как тогда, на проломленном куполе чужого дворца, когда он перестал быть собой только потому, что она позвала его и был готов убить их всех, не делая различий между врагом и друзьями, так и сейчас, когда он снова стал человеком. Сколько бы времени ни прошло, сколько всего бы ни изменилось в их жизни, но росточек страха прочно угнездился в её душе. А что, если?..
Если бы Улькиорра не отрубил тогда ему рог? Ичиго убил бы... её?
Ты сама знаешь ответ, Орихиме. Ты видела его в этот момент.
И, как бы ты ни старалась делать вид, что ничего не случилось, забыть это невозможно.
Она ошибалась, всё это время она только и делала, что ошибалась. Потому что самым большим чудовищем был не Улькиорра или кто-либо из арранкаров, и даже не идущий по трупам Айзен. Самым ужасающим чудовищем всё это время был Ичиго, стоило ему стать шинигами и пробудить Пустого внутри себя. И самым ужасным было то, что он превратился в это по её вине.
И этого монстра она когда-то любила, идеализировала, почти обожествляла. Куросаки-кун такой добрый, такой сильный, он защитит, спасёт...
Куросаки-кун и правда спас, но какой ценой... А всё потому, что она позвала его. Всего лишь её слёзы над его телом, несколько сказанных в истерике слов, одна часть его имени... Всего этого хватило, чтобы та злая, тёмная часть его души вернулась к жизни, убивая в Ичиго человека. И тогда её мир взорвался.
Наверное, лучше бы она умерла тогда, чем видела всё это.
Орихиме бежала прочь – день за днём, неделя за неделей. Каждую секунду. Медленно умирая рядом с ним, играя ставшую чужой роль, надеясь, что не заметит.
Надежды не оправдались. Правда, реакция удивила – вместо того, чтобы попытаться узнать, что с ней, Ичиго выстроил напротив себя точно такую же стену.
Он тоже помнил...
Орихиме не знала, но не только её преследовали кошмары. Только если к ней они приходили во сне, то Ичиго жил ими наяву.
Он вспомнил всё гораздо позже, зато до мельчайших деталей: как отшвырнул её, вставая, как сокрушил Улькиорру, как чуть не убил Исиду... Как тварь внутри него, выжрав душу, принялась за его друзей, и ей было глубоко плевать на мораль и прочие "не". А он только и мог, что наблюдать, выворачиваясь от собственного бессилия, от невозможности что-либо сделать, прекратить, остановить... Он мог только смотреть.
Но даже это было не самым пугающим. Каким-то иррациональным чувством Ичиго осознавал, что ему это нравится. Нравится, что он может убивать противников с такой лёгкостью, просто выдирая из их тела куски. Он захлёбывался данной ему силой, сжигая горло, пил эту ненависть с кончиков терзающих его пальцев, охотно поддаваясь разъедающей сердце ярости.
Самое страшное было в том, что Орихиме всё это видела и понимала.
Это расплата, – думал Ичиго. – За грехи нужно расплачиваться.
Всего лишь.
Всего лишь один из кругов Ада, нескончаемо рвущий плоть и душу. То, что он заслужил.
Как убийца.
Тацки наблюдала за ними обоими, и увиденное с каждым днём нравилось ей всё меньше и меньше. Ичиго заметно осунулся, начал ссутулиться, глядел сквозь окружающее его пространство бессмысленным, словно невидящим, взглядом. Он вёл себя странно, и на вопрос, куда делась Рукия, только моргнул и с удивлением уставился на неё, будто впервые услышал это имя.
Орихиме стала другой – она просто вычеркнула Ичиго из своей жизни, но не из прошлого. Как бы ей ни хотелось, но над этим временем она была не властна.
Когда Тацки спросила у Иноуэ про Рукию, та лишь неопределённо пожала плечами. Туманное «там» ясности также не прибавило.
Всё выглядело так, что им обоим было неприятно вспоминать Кучики. Точнее, это было неприятно Орихиме; Ичиго, же, по-видимому, в упор не помнил свою бывшую подругу.
Веер замер, скрывая лицо его обладателя наравне с полями полосатой панамы, и только пристальный взгляд серых глаз выдавал его внимание к заданному девушкой вопросу. Впрочем, уже через пару секунд Урахара закрыл его с лёгким щелчком, наконец поворачиваясь к ней. Смотрел долго: на сдвинутые брови, тонкие губы, побелевшие костяшки сжатых в кулак пальцев. Упорная.
- Как вы уже знаете, Куросаки-сан был временно исполняющим обязанности шинигами города Каракура...
- Ближе к делу.
- Конечно-конечно. ...Которую некий шинигами пожелал уничтожить на пути к созданию своего идеального мира.
В памяти мелькнули длинные тёмные волосы и странно-белые глаза, напускная благосклонность в голосе и адская, придавливающая книзу мощь. И Ичиго в чёрном, с примотанным к руке мечом, его удар незнакомцу в лицо и взрывная волна, накрывшая улицу, стоило им обоим оторваться от земли.
- И?
- Просто Ичиго теперь не такой, – уклончиво ответил торговец, вновь раскрывая веер.
- Это я и сама вижу!
Киске сморгнул, и взгляд из внимательного превратился в оценивающий.
- Скажу лишь, что по некоторым... причинам он потерял свою силу. Отчасти это случилось после того, как он и его друзья вернулись, и, как следствие – после его боя с Айзеном.
- Почему он вообще куда-то уходил?
- Потому что одному из ваших друзей не оставили выбора.
- Выбор есть всегда.
- Скажите это им, когда они уже сейчас в шаге от того, чтобы разминуться.
Недоговорка звучала слишком явно. И, одновременно, дающей подсказку. Тацки этого было более чем достаточно.
По потолку плыли ленивые, рыже-фиолетовые тени. Иногда они сливались в пятна, иногда – разрывались на звенья, а иногда принимали форму маски, а светлые блики превращались в прорези для глаз. Тогда с потолка на Ичиго смотрело лицо его внутреннего Пустого; тот понимающе, как душевнобольному ухмылялся в такт мыслям, пока лучи фар от проезжающей за окном машины не разрезали видение, превращая ухмылку в обезображенный светом оскал.
Ичиго не ходил в школу уже с неделю: просто в какой-то момент он понял, что ему незачем туда ходить. Что это совершенно необязательное и бессмысленное занятие. Ничего нового он не увидит, зато старого там – хоть отбавляй. Нет уж.
Поэтому Ичиго часами валялся на кровати, втайне радуясь тому, что никому не нужен и может сходить с ума. Отец, как назло, уехал в командировку, а, может, просто считал, что сын должен сам перебороть себя. Вот только Ичиго устал бороться.
Память услужливо подкинула кричащую голубизну, зелёные метки в уголках глаз и вызов, брошенный ему всем существом арранкара.
Затем рядом с Гриммджо возникла Рукия, и Ичиго услышал её командный голос: «Сдаёшься?»
Лицо преобразилось, фиолетовая синь перетекла в белки, волосы сменили цвет на каштановый:
«Куросаки Ичиго. Таким ты мне не нужен».
Серебристое, на грани бокового зрения, взмах тонкой ладонью:
«Ты всего лишь дитя... Беги».
Ичиго зажмурился, и следом закружилось, перемешиваясь, меняя местами явь и сон:
«Тряпка!»
«Он – никто».
«Я разочарован, Куросаки Ичиго».
«Ты недостоин моего бан-кая».
«Слабак!»
Он не спорил.
Они все мертвы. Да он и сам теперь – мёртв. Кому нужен потерявший силы и теряющий себя недо-шинигами?.. Правильно, никому.
Мелькнула и пропала мысль, что во времена средневековой инквизиции вампиров и прочую нечисть сжигали на костре, а он был даже хуже. И смертью тут уже не поможешь...
Ичиго перевернулся на бок, позволяя отчаянию захлестнуть себя с головой. Под веками неторопливо расползалась серая, злорадная тень с чёрно-жёлтыми глазами.
Глядя на них двоих, так старательно выстраивающих заново каждый свой маленький мирок, не допускающих даже малейшего пересечения, Тацки злилась ещё больше. И вот угораздило же её дружить с такими дурнями!
Орихиме по-прежнему бежала прочь, словно ничего и не замечая. Пряталась в настоящем, погрузившись с головой в учёбу – только чтобы не вспоминать ещё и днём. Пока однажды её бег не прервал голос, зовущий её по имени.
- Орихиме.
Идя по улице, Орихиме словно наткнулась на невидимую стену и замерла, растерянно хлопая глазами и озираясь, как загнанный зверёк. От Арисавы так просто не сбежишь.
- Тацки-чан...
- Ты ничего не хочешь мне сказать?
- Н-нет...
На самом деле, сказать хотелось многое. Останавливал страх перед тем, что может не понять.
Иноуэ не знала, но как раз-таки Тацки понимала всё куда лучше их обоих.
- А ты подумай. Когда надумаешь, приходи сюда, – и протянула подруге бумажку с адресом.
Вытолкать Ичиго из дома оказалось куда проще, чем она думала. Может, потому что тот устал сидеть в четырёх стенах, а может, ему было просто безразлично, куда и зачем его ведут. Парень безропотной куклой шёл рядом с Тацки, изредка или невпопад отвечая на задаваемые вопросы. Он просто смотрел себе под ноги и слушал её рассказ о себе, о школе, вряд ли вслушиваясь в слова. И вздрогнул только один раз, когда Тацки в разговоре упомянула Орихиме. Но не спросил, куда они направляются, даже когда девушка привела его на остановку и они вместе сели в вагон.
Они ехали всё дальше и дальше, от станции к станции, от одного клочка зелени посреди жёлтых полей к другому. Перестук колёс и плавное покачивание успокаивали, веки сами собой закрывались, а голова падала на грудь или, если поезд встряхивало – больно билась бы затылком о металлическую раму. Ударялась бы, будь он один. Но сейчас его держали. Кто-то сидел рядом, придерживая за плечи, и следил, чтобы голова была где положено, и чтобы тело не съезжало с сиденья на пол. И чтобы Ичиго не казался совсем уж безвольным, чем был на самом деле, и чтобы другие люди не смотрели на него, как на последнего идиота, когда он всего лишь немного не в себе.
Всего лишь немного не в себе. Всего лишь не совсем такой, как обычно.
Когда поезд разгонялся и стёкла начинали звенеть, а росшие вдоль линии деревья смазывались в единое рыже-зелёное море, Ичиго на несколько секунд открывал глаза, таращился в пластиковый потолок, и утыкался обратно в обтянутое тонкой тканью девичье плечо.
Эх, Ичиго-Ичиго... в кого ты превратился? Неужели тебе нравится быть таким?..
И только когда поезд с шипением начал замедлять ход, а Тацки рядом с ним завозилась, убирая плеер в сумку, Ичиго поднял голову и тихо попросил:
- Давай поедем дальше?
Тацки вздохнула, ласково потрепав его по макушке, прежде чем ответить:
- Прости, Ичиго, но не сегодня.
«Сегодня мы едем к Орихиме», – добавила она про себя.
Звякнул проворачиваемый в замке ключ, глухо стукнуло колено об дерево – и дверь, жалобно скрипнув, распахнулась. Тацки кинула на комод сумку, туда же полетела небрежно, но точно брошенная связка ключей. На ходу снимая кеды, девушка прошла по коридору до кухни, обернулась на топтавшегося у порога Ичиго и кивнула:
- Проходи.
Ичиго сделал шаг вперёд, толкнул рукой створку, наблюдая, как сужается, поглощаемая тенью прихожей, полоска света с улицы, прежде чем захлопнуть дверь. Он слишком давно тут не был и сейчас чувствовал себя странно. Как будто это было неправильно – быть в гостях у лучшей подруги. Как будто...
Но додумать ему не дали: Тацки вдруг очутилась прямо перед ним, потянула за рукав, вынуждая снять куртку, после чего стрельнула глазами в сторону ванной. Ичиго вздохнул и послушно поплёлся мыть руки. Вслед ему донеслось звонкое: «Полотенце слева, на крючке, синее».
Как и прежде. Даже странно, что она сочла нужным напомнить, – подумал Ичиго, а потом перевёл взгляд на зеркало. И отпрянул.
Потому что в отражении не было его. Точнее сказать, это отражение не было его отражением. На Ичиго смотрела тень, убогое подобие того Куросаки, которым он был когда-то.
- Ну? Теперь видишь?
Потухший взгляд, бледную кожу, синюшные круги под глазами. И полное безразличие ко всему.
- Это не... я.
- Конечно не ты. Разве мог бы такой ты отправиться к чёрту на рога, в мёртвую пустошь – и ради того, чтобы спасти попавшего в беду друга? Да такой ты свалился бы с ног уже в начале пути!
Он не ответил, продолжая сверлить взглядом плитку у себя под ногами.
- И всё – ради того, чтобы вернуть её сюда, живой и невредимой!
Ичиго молчал, и Тацки, переведя дух, продолжила:
- И ведь пошёл! И победил! И спас! И вернул! Не испугался. Не отступил. Почему?
- Я не мог иначе.
- Почему ты не мог иначе?
Её слова били, резали, вытаскивали наружу всё глубоко запрятанное и затаённое, всё то, что он отсёк от себя, отгородившись диагнозом «монстра». Жалкое оправдание опустившего руки человека.
Ичиго сжал кулаки, по-прежнему избегая смотреть Тацки в глаза.
- Потому что она – мой друг.
Девушка фыркнула:
- Не только. Хочешь, я скажу тебе, почему ты это сделал? Раз ты сам не можешь. А, Ичиго?
Стиснув зубы, он вскинул на неё взгляд, уже не скрывая своих чувств; злость, ярость, ненависть к самому себе так и кипели в нём. От бесхребетной тени не осталось и следа.
- Ну.
- Потому что она тебе доверяет. Потому что она в тебя верила. И потому что она тебя любит, придурок ты эдакий! Я права, Ичиго?
- Да.
- Так от чего же ты бежишь теперь?
- Замолчи. Ты не знаешь цену, которую я заплатил за это.
- Это ты замолчи. И это ты не знаешь. А я – я вижу это каждый божий день. И, поверь мне, Ичиго, что то, что я вижу, никогда не сравнится с тем, чем ты себя коришь! Ты... ты просто жалок! – её голос звенел от обиды, и она сорвалась на крик: – Мне... мне больно смотреть на тебя такого!
- А теперь иди сюда, – и, смахнув с ресниц злые слёзы, поволокла его за собой в комнату.
Пальцы барабанили по журнальному столику, разбавляя нерадостную атмосферу тихой дробью. Впрочем, деваться-то всё равно было некогда, а сбежать, поджав хвост означало показать себя окончательно и бесповоротно никчёмной тварью. Только не сейчас, когда она своими словами вызвала настоящую бурю в его душе.
- Она ведь придёт, да? Ты же за этим меня сюда притащила?
- Да. Хотя и не только.
- А для чего был тот круг почёта на поезде? Чтобы бросить пыль в глаза?
- Ну, надо же было тебе немного развеяться, – пожала плечами девушка.
Куросаки невесело усмехнулся. Ну конечно, куда уж Тацки – и без альтруизма, особенно к ближнему своему!
- Сводница.
Солнце золотило верхушки деревьев, когда часы пробили четверть восьмого. Обстановка в комнате была гнетущей – Тацки, нервно кусая подушечки пальцев, меряла шагами комнату, а Ичиго сидел на диване, мрачно уставившись в одну точку. Уже скоро, а может, и позже – если Орихиме снова летает в облаках.
Ещё пятнадцать минут нервотрёпки – и внизу раздался звонок в дверь. Девушка, мгновенно подскочив к Ичиго, схватила того за грудки, прошипев:
- В мою комнату, быстро! И чтоб ни звука, понял?
Ичиго кивнул. Спорить с Тацки сейчас не хотелось.
Орихиме ойкнула – погружённая целиком в себя, она поняла, что по данному ей адресу находился дом Тацки, только когда Арисава открыла ей дверь.
- А, пришла всё-таки! – воскликнула та. – Проходи!
Девушки обнялись и Орихиме, переобувшись, прошла следом за подругой на второй этаж, но, когда привычно хотела свернуть в комнату Тацки, натолкнулась на запертую дверь.
- Тацки-чан? Мы будем пить чай в гостиной?
- А... да! У меня там сейчас небольшой бардак. То есть, – продолжила она, заметив неподдельное удивление в серых глазах, – я решила, что небольшая перестановка мне не помешает. Ну, знаешь... когда хочется чего-то нового...
- А, ну это всегда полезно! – закивала Иноуэ, устраиваясь напротив столика со сладостями. – Кстати, я принесла лук-порей, правда, забыла купить кетчуп... Как думаешь, если я бы намазала его воон на тот кусочек торта, было бы вкусно?
Ичиго еле слышно фыркнул и отодвинулся от двери, слушая, как Тацки пытается разубедить Иноуэ в необходимости подобного эксперимента. Орихиме, как всегда, в своём репертуаре.
Тацки сначала порадовалась было, что её подруга всё та же, что и прежде, но радость быстро сошла на нет: стоило им выпить первую чашку чая, как Орихиме опять сникла. Она сидела, теребя пальцами рукав кофты и избегая смотреть Тацки в глаза – прямо как Ичиго недавно.
- Орихиме...
- Да?
Тацки вздохнула, прокрутив в уме возможные варианты вопроса и поняла, что лучше всего будет спросить напрямик.
- Скажи, что тебя тревожит? В последнее время ты сама не своя...
- Ничего особенного... Просто...
- Просто?
- Нет. – Она подняла и вновь отвела взгляд. – Ничего.
- Орихиме. – Тацки нарочно сделала паузу, – ты можешь обманывать кого угодно – Ичиго, окружающих, даже себя. Но обмануть меня у тебя не выйдет.
- Тацки-чан... Я не это...
- Подожди. Ты можешь делать вид, что ничего не произошло, и нам всё только кажется. Так вот – нет, не кажется.
- Я не обманываю Тацки-чан! Просто... я боюсь, что вы не сможете меня понять. Никто не сможет!
- А ты пробовала? Пробовала рассказать кому-то о том, что у тебя на душе? О том, что ты чувствуешь? Поверь мне, от этого тебе стало бы намного легче.
Орихиме зажмурилась:
- Нет!
Кому, и, главное, как она может что-то рассказать? Её не поймут, это же так очевидно! Вон, даже Куросаки-кун избегает общаться с ней, не желая считать её другом! И вообще, это ведь из-за неё он стал таким... Странно только, что Тацки-чан этого не понимает! Нет, только не это!
Кажется, последнее она выкрикнула уже вслух, потому что Тацки вдруг потянулась через стол и накрыла её руку своей, улыбаясь тепло, понимающе.
- А ты попробуй. Доверься мне. Расскажи, как это было.
«Расскажи мне, как это было, Орихиме». Читай по губам: «Я защищу тебя».
Даже от тебя самой. Особенно – от тебя самой.
Цена доверия скрыта в отношении человека к тебе. Слова «я защищу тебя» равнозначны признанию в любви. Не тайному и давно ожидаемому, но такому естественному, происходящему от долгих лет дружбы.
- Не бойся.
«Я всегда рядом».
Я защищу тебя.
- Хорошо... Я... расскажу.
Она помешала сахар, отпила глоток и откинулась на спинку дивана. Закрывая глаза, позволяя нужным образам просочиться под веки и повернуть время вспять, чувствуя тёплые пальцы на своей руке.
Иноуэ рассказывала – неторопливо, иногда сбиваясь с мысли, отвлекаясь на воспоминания. О страхе, который испытала, когда явившийся в Мир Живых Улькиорра поставил ей ультиматум, о своих размышлениях в этот момент, о прощании с Ичиго, о комке в горле, о холодном белом дворце Айзена, о "знакомстве" с Эспадой, о жестокости Гриммджо, которому она восстановила руку... О Хоугиоку, планах Айзена и о своём намерении помешать ему. Об искорках живого любопытства в зелёных глазах, о том, когда она поняла, что ошибалась, и начала лучше узнавать своего "тюремщика" и что Улькиорра только внешне такой отстранённый, на самом деле ему многое интересно, но он давит это в себе.
- Улькиорра? – резко переспросила Тацки. – Так это он заставил тебя уйти?
- Да...
- И где он сейчас?
Иноуэ отвела взгляд, и девушка почувствовала укол совести. Выглядело так, что Орихиме было больно говорить об этом.
- Он умер. Куросаки-кун убил его.
- Прости.
- Нет, ничего.
- Но ведь он был врагом, который похитил тебя, так?
Иноуэ кивнула.
- Это да. Но потом... потом... Мне кажется, мы с ним почти подружились. Я бы хотела с ним подружиться! Он спрашивал про сердце, ведь у него его не было! Представляешь?
- Про сердце? То есть, он был мёртв?
- Ну... не совсем. Может, он и был мёртвым... ну, пустым... У него даже дыра была, но на самом деле он не такой.
- А какой?
- Он... – Орихиме подняла голову и, скользнув взглядом по замершей напротив Тацки, посмотрела в окно. – У него совсем никого не было, понимаешь? Вот у меня есть Тацки-чан, да? У Куросаки-куна есть его сёстры, семья. Я бы хотела, что, где бы он сейчас ни находился, чтобы ему не было одиноко. У каждого человека должен быть кто-то рядом. Правда, Тацки-чан?
Тацки улыбнулась – мягко, задумчиво, прежде чем ответить:
- Правда, Орихиме.
- Вот... – вдохновлённо продолжила Иноуэ, оживая с каждым произнесённым ею словом, – а ещё там были...
Тацки закрыла глаза, сосредотачиваясь на звуке её голоса, её рассказе о...
О безликой луне чужого живым мира, о крови на белом песке и пустых коридорах, по которым гуляет ветер и куда более страшные твари, о боли, жестокости и жажде власти, готовности арранкаров перегрызть друг другу глотку, только бы подняться выше. А ещё – о надежде и силе веры.
Тацки слушала не перебивая, прокручивая в голове каждое сказанное подругой слово, и кусочки мозаики оживали, складываясь в её воображении, как в ленту кинофильма. Она смотрела на Хуэко Мундо глазами Орихиме и видела всё, что ей пришлось пережить, узнавала её мысли о том, что даже мёртвые могут видеть сны, когда её собственные сны давно опустели...
- …- А потом он пришёл за мной, они все пришли! Сначала я была счастлива, а потом расстроилась – ведь я решилась на это, чтобы защитить их. Сначала я не понимала, зачем они пришли, почему они не могли принять мой выбор и просто забыть. Но когда я почувствовала, как Кучики-сан ослабела... когда я смотрела на схватку Куросаки-куна с Гриммджо... я осознала, что мне не всё равно. Что я не хочу, чтобы кто-то из них пострадал, я хочу, чтобы все были живы. И они все чувствовали то же самое! И, если бы на моём месте оказался кто-то другой, они поступили бы так же.
- Орихиме...
- Там были ещё Исида-кун, Садо-кун, Ренджи-сан и Кучики-сан тоже! И они все вместе пришли, чтобы спасти меня! Тогда я поняла, что моя душа всегда будет с ними. И не боялась. – Иноуэ надолго замолчала, глядя на причудливо вившийся над чашкой пар, прежде чем продолжить: – Возможно, мы не можем делиться одними и теми же чувствами... Возможно, Куросаки-кун никогда не ответит на мои... но когда люди дорожат своими отношениями друг с другом, их сердца становятся едины. И я не хочу терять эту связь, ведь забота о ближнем – то, что отличает нас от других, то, что делает человека человеком.
- Орихиме... Помнишь, что я сказала? Я защищу тебя, я всегда тебя защищала и буду защищать. Поэтому, пожалуйста, не бойся своих чувств.
- Куросаки-кун тоже так говорил. А потом... А потом... превратился в это. И тогда я испугалась.
- В смысле?
Воспоминания нахлынули нескончаемым, тёмным, густым потоком, и она затрепыхалась, как выброшенная на берег золотая рыбка.
- Это я виновата! Это из-за меня он стал таким! Я... виновата...
- О чём ты говоришь?! Орихиме, ты ни в чём не...
- Нет! – она шарахнулась в сторону, вырывая руку; сердце бешено колотилось, казалось, ещё немного – и оно выскочит из груди. – Нет! Виновата! Я позвала его! Я... я была напугана, когда Улькиорра пробил в Куросаки-куне огромную дыру. Я думала, он убьёт и меня, и я кричала, я звала Куросаки-куна, умоляла его помочь, спасти меня. А вместо него пришёл он. И он превратил Куросаки-куна в чудовище! Он больше не разбирал друзей и врагов, он не слышал меня. Всё, что он делал – это убивал. Он почти разорвал Улькиорру пополам, он... он ударил Исиду. Я думала, он убьёт меня. Я думала... – она обессиленно съехала спиной по стене, чтобы тут же вскочить снова. – И лучше бы и убил! Я ни на что не способна! Я ни на что не гожусь! Я не могу даже спасти тех, кто мне дорог! И... и я предала свою веру в него... Да я просто ничтожна!
Отшвырнув стол, Тацки стрелой метнулась к бившейся в истерике Орихиме. Её глаза пылали яростью.
- Не смей! Не смей так говорить о себе говорить, слышишь?! Не смей говорить, что ничего не можешь сделать! И... – она перевела дух, – даже думать об этом не смей!
- Нет! Это неправда! Это всё ложь! Ты права, я обманываю сама себя! Я всегда только и делала, что обманывала себя!
- Прекрати себя жалеть!! Это не то, чего ты на самом деле заслуживаешь! Это не моя Орихиме – добрая, отзывчивая, понимающая! Это не ты!
- Я ничего не заслуживаю. – Иноуэ отступила, её била крупная дрожь, стиснутые кулаки почти причиняли боль. Пусть! Она была рада этой боли. – Если кого и надо было тогда спасать, так это не меня, а их от меня. Я приношу всем только несчастья. Я...
Тацки бьёт сразу и наотмашь. Со всей силы.
Орихиме отшатывается, неверяще касаясь мгновенно заалевшего, обжигающе-горячего пятна на щеке. Больно.
- Чёрта с два, – прорычала Тацки, приближаясь к запыхавшейся девушке. – Чёрта с два!
- Вот видишь! Тацки-чан... Даже Тацки-чан... Я расстраиваю Тацки-чан. Я всех расстраиваю... От меня одни проблемы.
Перед глазами полыхнуло, сознание затянулось мутной плёнкой ярости с красными прожилками капилляров.
- Ори-хи-ме, – надвигаясь на подругу, раздельно произнесла Тацки не предвещавшим ничего хорошего тоном. Сейчас она была готова ударить ещё раз, и ещё, и ещё – столько, сколько потребуется, чтобы выбить из головы Иноуэ всю эту дурь. Про Ичиго в соседней комнате она забыла ещё в начале перепалки. – Скажешь ещё хоть слово про то, что ты такая вся бедная-несчастная, и я за себя не ручаюсь, – прошипела она. Нервы вибрировали подобно изорванным струнам – она была уже на пределе.
- Я поняла. Тацки-чан, я всё поняла, – вдруг сказала Орихиме странно тихим голосом. – Прости меня, но я, и правда, ни на что не гожусь. Вот, – она выпрямилась напротив Арисавы, – можешь бить, куда захочешь.
- ЧТО?! Ах ты!..
- Прекратите!
Орихиме дёрнулась, услышав ставший почти родным голос, и начала медленно оседать на пол. Мелькнуло и погасло огненно-рыжее, а потом кто-то тёплый и уютный подхватил её, укутывая собой, отсекая от внешнего мира.
Жёлтая полоска света выхватила из темноты кусок дивана и неясные очертания свернувшейся калачиком фигурки. Затем за стенкой пошушукались, вновь прикрывая дверь. Полностью она не закрывалась – хоть Ичиго и постарался вернуть её в первоначальный вид, но сорванные с креплений петли можно было вправить только полной заменой дверной коробки.
- ...ну, как там?
- Спит.
- Хорошо.
- Странно, что она вообще смогла уснуть... после того, что ты ей тут устроила.
- Я хотела как лучше.
- Да уж, дипломата из тебя явно не вышло – взъяриваешься по любому поводу.
- Заткнись. Ты тоже хорош – мог бы и раньше заметить!
Молчание. Потом:
- Я заметил.
- И? – в голосе засквозили раздражённые нотки. – Решил пустить всё на самотёк? Очень по-джентельменски!
- Не кипятись, – Ичиго поднял ладони в примирительном жесте. – Просто я не знал, что говорить в таких случаях. Да и стоит ли – тоже...
- Ага, и поэтому решил промолчать?
Парень отвернулся:
- Как видишь.
- Зато теперь ты знаешь, к чему это привело.
- Угу... Тихо!
За стеной прошуршало, послышался звук шагов. Но выходить к ним девушка явно не спешила.
- Проснулась.
- Ага. Ну так чего стоим, кого ждём?
- Эй! Я не спец в утешении!
- Я, как выяснилось, тоже. Так что иди уже. Или тебе помочь? – Тацки кинула красноречивый взгляд на висящие на крючке боксёрские перчатки.
- Нет, я, пожалуй, лучше сам.
- Удачи, – пробормотала она, наблюдая, как Ичиго осторожно заходит в комнату. – Тем более что она нам не помешает...
Орихиме сидела на подоконнике, обхватив руками колени, и бездумно смотрела на ползущие по тёмному стеклу капли. Надо же, это сколько она проспала, раз уже стемнело и начался дождь? А она, как всегда, одета не по погоде да и зонтика у неё нет...
Она услышала шаги и знала, что Ичиго зашёл в комнату, но оборачиваться не хотела. Хватит с неё и того, что он держал её на руках...
- Привет.
- Привет.
- Я присяду, ничего?
Она неопределённо пожала плечами. Ичиго придвинул стул, и, оседлав его, положил локти на спинку.
- Прости... за это. – Он помолчал, вслушиваясь в её дыхание. – За всё.
- Ничего, Куросаки-кун. Тебе не за что извиняться. – Иноуэ повернулась к нему лицом, шмыгнула носом. – Это того не стоит.
- Нет, стоит. Прости меня... – он встал, подходя ближе. – За то, что не поддержал, когда ты поддалась страху и сомнениям. Что отвернулся, не поговорив, когда надо было. Я знаю, оправдания бесполезны, но... прости. Если сможешь.
- Куросаки-кун... Почему?..
Невысказанное вслух так и осталось бы висеть в воздухе, но Ичиго понял. Молча встал рядом, обнимая, прижимая к себе, давая спрятать лицо у себя на груди.
- Я не мог по-другому, иначе какой бы из меня был друг, раз он даже своих друзей спасти не в состоянии?
- Куросаки-кун...
- Иноуэ... не только тебе было больно. Но, пойми: я знаю, на что шёл. Я готов пожертвовать собой ради тебя, или Рукии, или Исиды... ради вас. Просто потому, что это мой долг, как друга. И, уверен, вы бы сделали точно так же, я прав?
- Да... – она перестала всхлипывать, только изредка вздрагивала, сжимая пальцами ткань его рубашки. – Тогда и ты прости, Куросаки-кун. За то, что усомнилась, потеряла веру.
- Ничего страшного... Ты ведь веришь сейчас?
- Да... Да!
- Ну вот, значит, всё в порядке.
Неожиданно Орихиме потупилась, закусила губу, подбородок задрожал. Ичиго не на шутку встревожился – вроде бы всё уже позади, а тут... Но всё оказалось намного проще – теперь Иноуэ плакала от радости.
- Что такое?
- Куросаки-кун... Спасибо.
- Не за что, Иноуэ.
- Эй вы, там долго ещё обниматься будете? – в проёме двери возникла взъерошенная голова Арисавы. – А ну марш на кухню – чай стынет!
Вынырнув из-под приобнимающих её рук, Орихиме спрыгнула на пол и бросилась в коридор, а следом за ней, смущаясь цепкого взгляда Тацки, вышел и Ичиго. – Смотрите, как красиво! – прильнув к окну, щебетала она, разглядывая разноцветье огней на улице. Ичиго и Тацки обменялись говорящими взглядами.
- Ну вот, узнаю свою Орихиме! – весело подмигивая Куросаки, заявила Тацки. – А теперь бегом за стол! И, Орихиме... соуса у меня нет, но ты можешь посмотреть в холодильнике, там вроде бы оставалось немного васаби. – При этих словах Ичиго мученически закатил глаза, но Орихиме было уже не остановить.
- Спасибо, Тацки-чан! Я сейчас!
Но не только они любовались видом расцвеченного неоном города – на другом конце Каракуры некий торговец в полосатой панамке, сидя на ступеньках у дверей своего магазина, задумчиво курил трубку, а чёрная кошка упорно ластилась к его руке.
Жизнь продолжалась.
@темы: фанфики и зарисовки
-
-
09.07.2012 в 16:59-
-
08.11.2012 в 23:43-
-
16.11.2012 в 19:10